Архитектор – новатор Мельников Константин Степанович (1890 – 1974) – известный советский архитектор, чье творчество отличалось самобытностью и оригинальностью. Его постройки и проекты существенно повлияли на развитие мировой архитектуры 20 века.
Не очень был склонен Константин Степанович
к классификации своих творческих приемов. Это
отличало его от большинства других ведущих
архитекторов 20-х годов. Тогда все лидеры
творческих школ и течений как раз стремились
в максимальной степени систематизировать свои
творческие приемы, чтобы в доступной форме изло-
жить их своим ученикам (И. Жолтовский,
Н. Ладовский, А. Веснин, И. Голосов, И. Фомин
и др.).
Мельников же принципиально избегал систе-
матизации своих творческих приемов. Ему, ви-
димо, казалось, что, систематизировав собствен-
ные приемы, он станет повторяться в твор-
честве, а это для него было неприемлемым.
Ему казалось, что классификация и системати-
зация своих приемов — это внедрение логи-
ческого начала, которое будет сковывать твор-
ческую фантазию архитектора. Например, он резко
отрицательно оценивал работу ряда архитек-
торов-конструктивистов над проблемой матема-
тизации проектирования. Он считал, что архи-
тектурное творчество и математика не совместимы.
Настоящее архитектурное произведение,—
говорил он,— должно выявить в человеке эмо-
ции, поэтому необходимо создавать формы,
рассчитанные на определенный эмоциональ-
ный эффект. Нельзя ограничиваться только выяв-
лением конструкции — это не архитектура, а
лишь ее скелет, необходимо искать живую
форму.
Эмоциональное отношение к форме с нагляд-
ностью проявлялось и в восприятии Мельникова
своих осуществленных произведений. Мы
осмотрели вместе с ним пять московских клу-
бов, клуб в Дулеве, три гаража и административ-
ное здание бывшего Ново-Сухаревского рынка.
Оказалось, что он сам многие из этих сооружений
не посещал десятки лет. Я видел и раньше не-
которые из них, но осмотр их вместе с автором
позволил посмотреть на них совсем иными гла-
зами. И дело не только в том, что автор на натуре
многое профессионально разъяснил в особен-
ностях планировки, конструкции и объемно-
пространственной композиции построек. Об этом
мы подробно беседовали и до поездок, рассматри-
вая проекты и фотографии.
Интересно и в высшей степени поучительно
было наблюдать за Мельниковым как человеком,
воспринимающим архитектурное произведение.
Это не был, так сказать, автор-экскурсовод,
объясняющий другим особенности замысла свое-
го проекта. Нет. Он очень эмоционально воспри-
нимал свои собственные произведения, он вол-
новался и, не стесняясь, восхищался удачной ком-
позицией и эффектным ракурсом. Особенно
эмоционально он воспринимал внешний облик
клуба им. Русакова — было видно, что это произ-
ведение ему очень нравится.
Надо сказать, что в то время все осмотрен-
ные нами десять построек Мельникова были в пло-
хом состоянии, многое в них было перестроено,
многое утрачено, в целом они имели запущен-
ный вид (сейчас некоторые из них приведены
в порядок). Казалось бы, это должно было удру-
чать Мельникова, испортить ему настроение.
И хотя это его, конечно, огорчало, все от-
ходило на второй план, так как он эмоционально
воспринимал художественную композицию и ре-
шение пространства. Он смотрел на свои пост-
ройки какими-то просветленными глазами, и было
.видно, как он рад, что через много лет произведе-
ния его молодости кажутся ему не утратившими
художественной ценности в собственных глазах.
Он смотрел на них, сам оценивал свои по-
стройки и практически не интересовался мне-
нием других. Свой личный критерий, как и на про-
тяжении всего творческого пути, он считал для
себя определяющим. Он как бы весь ушел в себя,
и было заметно, как в его душе происходил
очень важный для него творческий процесс
зосприятия и оценки давно не виденных им
построек.
И в то же время нельзя сказать, что Кон-
стантин Степанович был равнодушен к оценке его
произведений и творчества в целом.
Дом-мастерская Константина Мельникова, Москва, Кривоарбатский переулок, 10
Дом культуры им. И. В. Русакова, Москва. 1927 - 1929. Архитектор Константин Мельников
Павильон «Махорка» на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке. 1923 год.
Жизненный и творческий путь Мельникова К.С.
Детство
Константин Степанович Мельников родился 22 июля
(3 августа) 1890 года в районе Петровско-Разумов-
ского, который был дачной окраиной Москвы. Здесь
проходило шоссе, соединявшее Петровскую (ныне Тими-
рязевскую) сельскохозяйственную академию с Москвой.
Среди богатых дач выделялась глинобитная, крытая
соломой постройка для рабочих, обслуживавших шоссе.
По этой постройке местность получила название
Соломенной сторожки; так называлась остановка трамвая
и станция паровичка.
Отец Степан Илларионович Мельников родом из
крестьян села Александрова Сергачевского уезда Ниже-
городской губернии. Мать Елена Григорьевна, урожденная
Репкина, крестьянка из деревни Мокруши Звенигородско-
го уезда Московской губернии. Родители Мельникова
имели пятерых детей. Костя был четвертым ребенком.
У мальчика рано проявился интерес к творчеству,
который в той своеобразной обстановке проявлялся в спе-
цифических формах. В автобиографических записках
Мельников попытался изложить и те факты своего ран-
него детства, которые свидетельствовали о художествен-
ных стремлениях маленького Кости. Приведу три фрагмента.
"Старшая сестра Катенька ходила в школу, и я частенько подса
саживался к ней, когда она готовила уроки. Меня тянуло
к бумаге и карандашу, и раз огрызком карандаша я удач-
но нарисовал человека и ввиду его пропорций — наФ
верзилой. Отец заметил мою страсть ко всякого рода
бумажкам, принес мне из канцелярии академии выброшен-
ные в корзинку всякого рода конверты и другой бумажный
мусор, в моей же памяти сохранилось об этом, как о дра-
гоценности по красоте и лоску этих сокровищ".
"Отхожее место было у нас во дворе, и очевидно
это место использовалось и другими случайными
посетителями, и даже лицами иного класса.
В Училище живописи,
ваяния и зодчества
Двенадцать лет жизни Константина Степа-
новича связаны с Училищем живописи, ваяния
и зодчества. Он поступил в него пятнадцати-
летним подростком, а окончил зрелым двадцати-
семилетним человеком. Из малограмотного де-
ревенского паренька он превратился за эти годы
в высокообразованного интеллигентного худож-
ника и архитектора.
Московское Училище живописи, ваяния и зод-
чества было важнейшим центром подготовки
деятелей художественной культуры, вторым
по значению после Петербургской Академии
художеств. И если по уровню преподавания архи-
тектуры Училище все же уступало Академии,
то в области рисунка и живописи уровень обуче-
ния здесь был высоким.
Общеобразовательное отделение было
своеобразной подготовительной школой для тех.
кто не имел необходимого общего образования
и не мог сразу поступить на одно из трех
специальных отделений (живописи, скульптуры
и архитектуры). Но именно на общеобразователь-
ное отделение был очень большой конкурс,
сюда стремились поступить люди самого различ-
ного возраста, из различных социальных
слоев, те, у кого имелись художественные наклон-
ности, но не хватало общего образования. Отбор
претендентов был очень жесткий. В 1905 году
Мельников был принят в числе одиннадцати из 270
сдававших конкурсные экзамены.
После первой неудачной
попытки посту-
пить в Училище Мельников
еще сильнее желал
стать его учеником. И вот
его мечта сбылась.
≪Рисовать!—скромный лист бумаги, в руках
уголь
и какая беспредельность в выразитель-
ности!
В музыке другое — слух, нужно иметь уши,
а
здесь нужно иметь глаза. ГЛАЗА! — что
может
быть красивее зрительной красоты! Рисуя,
я
брал уголь не за хвост, а поперек и нежно,
почти
воздухом, касался девственной поверхности
бумаги.
Чистые мои пальцы, мытые мылом через
каждые
1 /4 часа, работали по бумаге, как по кла-
вишам
пианист, извлекая в ней те же звуки.
Учебная
жизнь степенная с теплотой русской
школы,
создавшей ≪Мир
искусства≫, ≪Союз рус-
ских
художников≫ и,
кажется, была идеальной
в
сравнении со всеми существующими ныне
Академиями≫,— писал позднее Мельников.
За
пять лет обучения на общеобразовательном
отделении
учащиеся усваивали многие действи-
тельно
общеобразовательные дисциплины (ис-
тория,
математика, естествознание и т. д.),
но
одновременно с этим большое внимание уделя-
лось
художественным дисциплинам. Основной
был
рисунок (гипсовые модели), который рас-
сматривался
как общая художественная дисци-
плина,
необходимая и живописцу, и скульптору,
и
архитектору.
Как
вспоминает Мельников, ≪рисовали
мы
обязательно
по три часа четыре первых дня
недели...
Рисовали углем вольной графикой на сло-
новой
бумаге или французской, а я полюбил
старый
английский ватман≫. Руководили
худо-
жественным
воспитанием учащихся общеобра-
зовательного
отделения такие известные ху-
дожники,
как В. Бакшеев, С. Малютин, С. Ива-
нов,
Н. Клодт и др. Мельников делал большие
успехи.
Его рисунки (≪головки
Мельникова≫) от-
мечались
в 1910 году в одной из статей, посвя-
щенных
обзору выставки работ Училища (газета
≪Русское слово≫).
В.
Чаплин советовал своему воспитаннику
после
окончания общеобразовательного отделения
продолжать
учебу на архитектурном отделении.
Сам
работавший в сфере строительства, он
очень
хотел, чтобы Мельников стал архитекто-
ром,
считая, кроме всего прочего, что из худо-
жественных
профессий эта наиболее надежно обес-
печит
его воспитаннику жизненный комфорт.
Отечески
он говорил Мельникову, что не жи-
вопись,
а архитектура даст ему материальный
достаток,
и добавлял, что не хочет, чтобы его
любимый
воспитанник ≪ходил
в рваных штанах≫.
Было
решено, что Мельников после окончания
общеобразовательного
отделения пойдет на архи-
тектурное
отделение. Мельников так и сделал
и
почти месяц занимался на архитектурном отде-
лении.
Однако вскоре он обнаружил, что из тех,
кто
учился с ним на общеобразовательном отде-
лении,
на архитектурное перешли те, кто плохо
рисовал,
а наиболее одаренные в художественном
отношении
предпочитали идти на живописное
отделение.
Такие же советы слышали они и от
своих
преподавателей-художников. Мельников счи-
тался
одним из наиболее способных на своем
курсе.
Его успехи в рисунке были настолько
значительны, что на
живописное отделение его
переводили прямо в
фигурный класс, минуя
головной. И он принимает
решение перейти
с архитектурного отделения
на живописный, убе-
див долго не
соглашавшегося на это В. Чаплина
и обещав ему посещать
лекции на архитектурном
факультете и закончить его
после завершения
учебы на живописном. Таким
образом в течение
четырех лет обучения на
живописном отделении
Мельников одновременно
занимался в качестве
вольнослушателя на
архитектурном отделении,
где, однако, изучал только теоретические дисци-
плины, т. е. не выполнял курсовых проектов.
Собственно архитектурным проектированием
(учебным) он стал заниматься лишь с 1914 года,
т. е. в возрасте двадцати четырех лет, а до этого
почти десять лет осваивал
в Училище рисунок
и живопись. Мельников
пришел в архитектуру
с таким уровнем
художественного профессиона-
лизма, которым не мог
похвастаться ни один из
его соучеников по
архитектурному отделению.
Начало
творческого пути
На
старших курсах архитектурного отделения
Училища
и в первые годы после его окончания
Мельников
работает в духе неоклассики.
Еще
студентом он был привлечен известным
специалистом
по промышленной архитектуре
А.
Кузнецовым к проектированию первого в Рос-
сии
автомобильного завода АМО (ныне завод
имени
Лихачева). Конструктивная часть проекта
разрабатывалась
выдающимся инженером
А.
Лолейтом. Мельников отвечал за архитектурно-
художественные
вопросы.
Молодой
студент уже в первой практической
работе
проявил твердость в отстаивании своих
творческих
принципов. Он проектировал фасады
административного
и ряда производственных
корпусов.
Административному корпусу он считал
возможным
придать репрезентативный облик.
Фасады
производственных корпусов (по контрасту
с
административным) Мельников проектировал
очень
сдержанно. По поводу архитектурного об-
лика
производственных цехов у Мельникова
произошел
молчаливый заочный спор с Кузнецо-
вым.
Мельников сделал в карандаше простой фа-
сад
цеха и ушел. Пришел А. Кузнецов и пририсо-
вал
ордерные детали. Мельников на другой день
стер
эти детали и все сделал опять по-своему.
Кузнецов
еще раз возобновил детали, Мельников
вновь
все стер и восстановил свой вариант.
На
следующий день Мельников увидел, что Куз-
нецов
оставил нетронутым его вариант. Так
и
строили.
Проекты
Мельникова 1919—1920 годов пока-
зывают,
что он, оставаясь приверженцем неоклас-
сики,
постепенно переносил центр тяжести
в
создании архитектурного образа с ордерных
деталей
на общую объемно-пространственную ком-
позицию.
Показательны в этом отношении два
проекта:
поселок для служащих при психиатри-
ческой
больнице и дом-коммуна. Первый жилой
комплекс
решен в традициях классики (как в об-
щей
планировке, так и в деталях зданий), вто-
рой
— это смелый объемно-планировочный экспе-
римент
(жилой корпус образует огромный овал
с
внутренним двором, и ордерные детали уже
почти
отсутствуют). В проектах 1920 года (камен-
ные
и деревянные жилые дома для рабочих)
продолжался
процесс очищения фасадов от ордер-
ных
деталей, и Мельников все пристальнее всмат-
ривается
в объемно-пространственную структуру
зданий,
пытаясь именно в ней найти фор-
мообразующие
возможности создания нового архи-
тектурно-художественного
образа.
Мельников
завершил свое архитектурное об-
разование
в 1917 году, т. е. как архитектор он был
ровесником
Советской России (диплом архитек-
тора
он получил в мае 1918 года).
В
1964 году в автобиографии он так писал
об
Октябрьской революции: ≪Октябрьским урага-
ном
потрясся весь мир. Заколебались до фунда-
ментов
вековые устои существования людей,
обнажились
первичные законы справедливых тре-
бований
жизни, и каждый живой из нас, в этот
редкий
истории народов момент, легко мог за-
метить
бескорыстие и чистоту природного языка
искусства,—
этого кристального источника, сла-
бого
самозащитой и могучего по силе перевопло-
щения
человеческих страстей в красоту их пере-
живания.
Ни
одно место Земли не имело столь ясного
Знамения
будущего. Только широко распластан-
ная
на мощном континенте, безответно-трепетная
Россия
восприняла на себя одна всю совре-
менную
новизну испытаний, проб и эксперимен-
тов.
А
рядом Запад притих, издали ждал... чего?
У
себя там строил, не переставая, но, конечно,
не
следовало бы так настойчиво претендовать
на
начало того, чем сейчас современное челове-
чество
пользуется — в кровяных лужах, выпав-
шей
из гнезда России, зарождалось обновление≫.
В
начале 1918 года была создана как ≪Трудо-
вая
артель≫ (с принятым затем на общем собрании
уставом)
Архитектурная мастерская Моссовета.
Мастерская
(≪артель≫) имела своеобразную
струк-
туру.
Во главе стоял главный мастер — И. Жол-
товский,
который играл роль творческого руково-
дителя
и консультанта. Работали в мастерской
под
руководством старшего мастера А. Щусева
мастера
(дипломированные архитекторы) и под-
мастерья
(в основном студенты). Разрабатывались
проекты
по перепланировке Москвы (центр и пе-
риферийные
районы) — план ≪Новая Москва≫.
К.
Мельников, Н. Ладовский, И. Голосов, Л. Вес-
нин,
А. Рухлядев, П. Голосов, И. Гринберг,
В.
Кокорин, Э. Норверт, А. Поляков, И. Фидлер,
С.
Чернышев и другие были среди мастеров
этой
мастерской (нас было ≪двенадцать апосто-
лов≫,
говорил Мельников). Мельников разрабаты-
вал
проект планировки Бутырского района
Москвы,
а также (совместно с А. Поляковым
и
И. Фидлером) района Ходынского поля.
В
1918 году в нашей стране была осуществле-
на
реформа художественного образования. Вместо
различных
типов художественных учебных за-
ведений
была создана единая система Госу-
дарственных
свободных художественных мас-
терских
(ГСХМ). Московское строгановское
художественно-промышленное
училище и Учи-
лище
живописи, ваяния и зодчества были преоб-
разованы
в Первые и Вторые ГСХМ. На архи-
тектурном
факультете Вторых ГСХМ, где мас-
терские
возглавляли И. Жолтовский, А. Щусев
и
И. Рыльский, в 1919—1920 годах начались
брожения
среди студентов, выступавших уже про-
тив
≪живой классики≫.
Осенью 1920 года в резуль-
тате
слияния Первых и Вторых ГСХМ был обра-
зован
Вхутемас. На его архитектурном фа-
культете
постепенно оформляются три центра
со
своими творческими концепциями и принципа-
ми
преподавания: академические мастерские
(председатель
предметной комиссии И. Жолтов-
ский,
преподаватели А. Щусев, Э. Норверт,
В.
Кокорин, И. Рыльский, Л. Веснин и др.),
объединенные
левые мастерские —Обмас (Н. Ла-
довский,
Н. Докучаев, В. Кринский) и отдельная
самостоятельная
мастерская И. Голосова
и
К. Мельникова, носившая поочередно назва-
ния:
Синтетическая мастерская № 2, Мастерская
экспериментальной
архитектуры, Новая Акаде-
мия.
Во вновь созданные левые мастерские
(Обмас
и Новую Академию) перешли многие
студенты
из старых мастерских.
Получилось
так, что те, кто еще недавно в нед-
рах
этого же архитектурного факультета боро-
лись
вместе со своими товарищами за внедрение
в
преподавание неоклассики, а затем прошли через
циклы
бесед Жолтовского, теперь вместе с новым
поколением
студентов боролись против засилья
в
архитектурной школе той же неоклассики.
Вновь
созданные левые мастерские требовали
создания
при каждой из них самостоятельной
предметной
комиссии, определяющей методику
преподавания,
а следовательно, и творческую
направленность
мастерских.
Первым
добился самостоятельности Обмас,
в
связи с чем архитектурный факультет Вхуте-
маса
был разделен на два отделения, каждое
со
своей предметной комиссией. Мастерская экспе-
риментальной
архитектуры (Новая Академия) ока-
залась
в сложном положении. И. Голосов
и
К. Мельников отказались присоединиться
и
к ≪академическому≫,
и к ≪левому≫ отделению,
добиваясь
самостоятельности в определении мето-
дики
преподавания. Лишь в ноябре 1922 года
мастерская
И. Голосова и К. Мельникова была
признана
третьей самостоятельной группой на ар-
хитектурном
факультете. (Однако к лету 1924 года
Новую
Академию все же слили с академическим
отделением
архитектурного факультета, и Мель-
ников
ушел из Вхутемаса.)
Борьба
во Вхутемасе отражала обострение
творческой
борьбы в самой архитектуре на этапе
формирования
новой архитектуры. Лидеры твор-
ческих
течений обратили тогда особое внимание
на
высшую архитектурную школу, где гото-
вилось
молодое поколение архитекторов. За влия-
ние
на это поколение и шла борьба.
В начале 20-х
годов во Вхутемасе в творческой борьбе
столкнулись лидеры трех творческих течений —
И. Жолтовский (неоренессансная школа
—
одна из самых влиятельных в рамках неоклассики),
И. Голосов (символический динамизм)
и
Н. Ладовский (рационализм). В середине 20-х
годов
во Вхутемасе появляется мастерская
лидера
архитектурного конструктивизма А. Весни-
на.
Каждый из этих архитекторов преподавал
на
основе своего метода: изучения классического
ордера
(И. Жолтовский), построения архитектур-
ных
организмов с выявлением движения (И. Го-
лосов),
психоаналитического метода (Н. Ладов-
ский),
функционального метода (А. Веснин).
Мельников
пристально присматривался ко
всем
творческим течениям и связанным с ними
методам
преподавания. Можно даже сказать, что
в
той или иной степени он осваивал в этих
методах
то, что ему было близко. На какое-то
время
он увлекался и личностью лидера творческо-
го
течения, и его концепцией формообразова-
ния,
но затем на определенной стадии освоения
и
осмысления принципов и приемов Мельников
все
настороженнее начинал относиться к самой
творческой
системе данной конкретной концепции.
Что-то
сопротивлялось в его собственной твор-
ческой
личности полному признанию кредо того
или
иного творческого течения. И это было не раз.
Сначала
он увлекся концепцией Жолтовско-
го,
но его не удовлетворила ориентация на опре-
деленную
традиционную художественно-компо-
зиционную
систему (классический ордер). Затем
он
сближается с И. Голосовым, но вскоре приемы
и
средства символического динамизма покажутся
ему
ограниченными. Его очень привлекала
логичность
концепции Ладовского, и он даже всту-
пает
в созданную им в 1923 году творческую
организацию
рационалистов —АСНОВА (Ассо-
циация
новых архитекторов), но и эта концеп-
ция
кажется ему в чем-то излишне рассудочной.
Когда
в 1923—924 учебном году на архитектур-
ном
факультете Вхутемаса началось новое
брожение
среди студентов, направленное уже
против
≪формального≫
метода преподавания на
основе
концепций Ладовского и Голосова,
Мельников с сочувствием отнесся к
исканиям студентов
и вместе с ними участвовал в начале 1924
года
на заседаниях вновь созданной
архитектурной
группы — ЛЕФа — ИНХУКа. Но вскоре он
увидел,
что противопоставляемый формальному
методу
конструктивизм имеет свои жесткие
ограничения,
многие из которых для Мельникова были
неприемлемы. Эти контакты Мельникова с
взаимо-
действующими и противоборствующими твор-
ческими концепциями все больше убеждали
его
в том, что не только ни одна из них не
устраи-
вает его до конца, но что ему вообще
противопока-
зана такая модель формирования
творческой
концепции, на базе которой можно создать
тща-
тельно разработанную методику
преподавания.
Это, разумеется, не значит, что
концепции И. Жол-
товского, И. Голосова, Н. Ладовского или
А. Весни-
на были в чем-то творчески ущербны. Нет,
уже
то, что на их базе можно было создать
методику
преподавания, говорит об уровне разработанности
этих концепций и определяет их высокий
класс. Просто талант Мельникова был
иного рода,
не просто высокой, но редкостной пробы.
Это
был как бы постоянно действующий
генератор
к классификации своих творческих приемов. Это
отличало его от большинства других ведущих
архитекторов 20-х годов. Тогда все лидеры
творческих школ и течений как раз стремились
в максимальной степени систематизировать свои
творческие приемы, чтобы в доступной форме изло-
жить их своим ученикам (И. Жолтовский,
Н. Ладовский, А. Веснин, И. Голосов, И. Фомин
и др.).
Мельников же принципиально избегал систе-
матизации своих творческих приемов. Ему, ви-
димо, казалось, что, систематизировав собствен-
ные приемы, он станет повторяться в твор-
честве, а это для него было неприемлемым.
Ему казалось, что классификация и системати-
зация своих приемов — это внедрение логи-
ческого начала, которое будет сковывать твор-
ческую фантазию архитектора. Например, он резко
отрицательно оценивал работу ряда архитек-
торов-конструктивистов над проблемой матема-
тизации проектирования. Он считал, что архи-
тектурное творчество и математика не совместимы.
Настоящее архитектурное произведение,—
говорил он,— должно выявить в человеке эмо-
ции, поэтому необходимо создавать формы,
рассчитанные на определенный эмоциональ-
ный эффект. Нельзя ограничиваться только выяв-
лением конструкции — это не архитектура, а
лишь ее скелет, необходимо искать живую
форму.
Эмоциональное отношение к форме с нагляд-
ностью проявлялось и в восприятии Мельникова
своих осуществленных произведений. Мы
осмотрели вместе с ним пять московских клу-
бов, клуб в Дулеве, три гаража и административ-
ное здание бывшего Ново-Сухаревского рынка.
Оказалось, что он сам многие из этих сооружений
не посещал десятки лет. Я видел и раньше не-
которые из них, но осмотр их вместе с автором
позволил посмотреть на них совсем иными гла-
зами. И дело не только в том, что автор на натуре
многое профессионально разъяснил в особен-
ностях планировки, конструкции и объемно-
пространственной композиции построек. Об этом
мы подробно беседовали и до поездок, рассматри-
вая проекты и фотографии.
Интересно и в высшей степени поучительно
было наблюдать за Мельниковым как человеком,
воспринимающим архитектурное произведение.
Это не был, так сказать, автор-экскурсовод,
объясняющий другим особенности замысла свое-
го проекта. Нет. Он очень эмоционально воспри-
нимал свои собственные произведения, он вол-
новался и, не стесняясь, восхищался удачной ком-
позицией и эффектным ракурсом. Особенно
эмоционально он воспринимал внешний облик
клуба им. Русакова — было видно, что это произ-
ведение ему очень нравится.
Надо сказать, что в то время все осмотрен-
ные нами десять построек Мельникова были в пло-
хом состоянии, многое в них было перестроено,
многое утрачено, в целом они имели запущен-
ный вид (сейчас некоторые из них приведены
в порядок). Казалось бы, это должно было удру-
чать Мельникова, испортить ему настроение.
И хотя это его, конечно, огорчало, все от-
ходило на второй план, так как он эмоционально
воспринимал художественную композицию и ре-
шение пространства. Он смотрел на свои пост-
ройки какими-то просветленными глазами, и было
.видно, как он рад, что через много лет произведе-
ния его молодости кажутся ему не утратившими
художественной ценности в собственных глазах.
Он смотрел на них, сам оценивал свои по-
стройки и практически не интересовался мне-
нием других. Свой личный критерий, как и на про-
тяжении всего творческого пути, он считал для
себя определяющим. Он как бы весь ушел в себя,
и было заметно, как в его душе происходил
очень важный для него творческий процесс
зосприятия и оценки давно не виденных им
построек.
И в то же время нельзя сказать, что Кон-
стантин Степанович был равнодушен к оценке его
произведений и творчества в целом.
Дом-мастерская Константина Мельникова, Москва, Кривоарбатский переулок, 10
Павильон «Махорка» на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке. 1923 год.
Жизненный и творческий путь Мельникова К.С.
Детство
Константин Степанович Мельников родился 22 июля
(3 августа) 1890 года в районе Петровско-Разумов-
ского, который был дачной окраиной Москвы. Здесь
проходило шоссе, соединявшее Петровскую (ныне Тими-
рязевскую) сельскохозяйственную академию с Москвой.
Среди богатых дач выделялась глинобитная, крытая
соломой постройка для рабочих, обслуживавших шоссе.
По этой постройке местность получила название
Соломенной сторожки; так называлась остановка трамвая
и станция паровичка.
Отец Степан Илларионович Мельников родом из
крестьян села Александрова Сергачевского уезда Ниже-
городской губернии. Мать Елена Григорьевна, урожденная
Репкина, крестьянка из деревни Мокруши Звенигородско-
го уезда Московской губернии. Родители Мельникова
имели пятерых детей. Костя был четвертым ребенком.
У мальчика рано проявился интерес к творчеству,
который в той своеобразной обстановке проявлялся в спе-
цифических формах. В автобиографических записках
Мельников попытался изложить и те факты своего ран-
него детства, которые свидетельствовали о художествен-
ных стремлениях маленького Кости. Приведу три фрагмента.
"Старшая сестра Катенька ходила в школу, и я частенько подса
саживался к ней, когда она готовила уроки. Меня тянуло
к бумаге и карандашу, и раз огрызком карандаша я удач-
но нарисовал человека и ввиду его пропорций — наФ
верзилой. Отец заметил мою страсть ко всякого рода
бумажкам, принес мне из канцелярии академии выброшен-
ные в корзинку всякого рода конверты и другой бумажный
мусор, в моей же памяти сохранилось об этом, как о дра-
гоценности по красоте и лоску этих сокровищ".
"Отхожее место было у нас во дворе, и очевидно
это место использовалось и другими случайными
посетителями, и даже лицами иного класса.
В Училище живописи,
ваяния и зодчества
Двенадцать лет жизни Константина Степа-
новича связаны с Училищем живописи, ваяния
и зодчества. Он поступил в него пятнадцати-
летним подростком, а окончил зрелым двадцати-
семилетним человеком. Из малограмотного де-
ревенского паренька он превратился за эти годы
в высокообразованного интеллигентного худож-
ника и архитектора.
Московское Училище живописи, ваяния и зод-
чества было важнейшим центром подготовки
деятелей художественной культуры, вторым
по значению после Петербургской Академии
художеств. И если по уровню преподавания архи-
тектуры Училище все же уступало Академии,
то в области рисунка и живописи уровень обуче-
ния здесь был высоким.
Общеобразовательное отделение было
своеобразной подготовительной школой для тех.
кто не имел необходимого общего образования
и не мог сразу поступить на одно из трех
специальных отделений (живописи, скульптуры
и архитектуры). Но именно на общеобразователь-
ное отделение был очень большой конкурс,
сюда стремились поступить люди самого различ-
ного возраста, из различных социальных
слоев, те, у кого имелись художественные наклон-
ности, но не хватало общего образования. Отбор
претендентов был очень жесткий. В 1905 году
Мельников был принят в числе одиннадцати из 270
сдававших конкурсные экзамены.
После первой неудачной
попытки посту-
пить в Училище Мельников
еще сильнее желал
стать его учеником. И вот
его мечта сбылась.
≪Рисовать!—скромный лист бумаги, в руках
уголь
и какая беспредельность в выразитель-
ности!
В музыке другое — слух, нужно иметь уши,
а
здесь нужно иметь глаза. ГЛАЗА! — что
может
быть красивее зрительной красоты! Рисуя,
я
брал уголь не за хвост, а поперек и нежно,
почти
воздухом, касался девственной поверхности
бумаги.
Чистые мои пальцы, мытые мылом через
каждые
1 /4 часа, работали по бумаге, как по кла-
вишам
пианист, извлекая в ней те же звуки.
Учебная
жизнь степенная с теплотой русской
школы,
создавшей ≪Мир
искусства≫, ≪Союз рус-
ских
художников≫ и,
кажется, была идеальной
в
сравнении со всеми существующими ныне
Академиями≫,— писал позднее Мельников.
За
пять лет обучения на общеобразовательном
отделении
учащиеся усваивали многие действи-
тельно
общеобразовательные дисциплины (ис-
тория,
математика, естествознание и т. д.),
но
одновременно с этим большое внимание уделя-
лось
художественным дисциплинам. Основной
был
рисунок (гипсовые модели), который рас-
сматривался
как общая художественная дисци-
плина,
необходимая и живописцу, и скульптору,
и
архитектору.
Как
вспоминает Мельников, ≪рисовали
мы
обязательно
по три часа четыре первых дня
недели...
Рисовали углем вольной графикой на сло-
новой
бумаге или французской, а я полюбил
старый
английский ватман≫. Руководили
худо-
жественным
воспитанием учащихся общеобра-
зовательного
отделения такие известные ху-
дожники,
как В. Бакшеев, С. Малютин, С. Ива-
нов,
Н. Клодт и др. Мельников делал большие
успехи.
Его рисунки (≪головки
Мельникова≫) от-
мечались
в 1910 году в одной из статей, посвя-
щенных
обзору выставки работ Училища (газета
≪Русское слово≫).
В.
Чаплин советовал своему воспитаннику
после
окончания общеобразовательного отделения
продолжать
учебу на архитектурном отделении.
Сам
работавший в сфере строительства, он
очень
хотел, чтобы Мельников стал архитекто-
ром,
считая, кроме всего прочего, что из худо-
жественных
профессий эта наиболее надежно обес-
печит
его воспитаннику жизненный комфорт.
Отечески
он говорил Мельникову, что не жи-
вопись,
а архитектура даст ему материальный
достаток,
и добавлял, что не хочет, чтобы его
любимый
воспитанник ≪ходил
в рваных штанах≫.
Было
решено, что Мельников после окончания
общеобразовательного
отделения пойдет на архи-
тектурное
отделение. Мельников так и сделал
и
почти месяц занимался на архитектурном отде-
лении.
Однако вскоре он обнаружил, что из тех,
кто
учился с ним на общеобразовательном отде-
лении,
на архитектурное перешли те, кто плохо
рисовал,
а наиболее одаренные в художественном
отношении
предпочитали идти на живописное
отделение.
Такие же советы слышали они и от
своих
преподавателей-художников. Мельников счи-
тался
одним из наиболее способных на своем
курсе.
Его успехи в рисунке были настолько
значительны, что на
живописное отделение его
переводили прямо в
фигурный класс, минуя
головной. И он принимает
решение перейти
с архитектурного отделения
на живописный, убе-
див долго не
соглашавшегося на это В. Чаплина
и обещав ему посещать
лекции на архитектурном
факультете и закончить его
после завершения
учебы на живописном. Таким
образом в течение
четырех лет обучения на
живописном отделении
Мельников одновременно
занимался в качестве
вольнослушателя на
архитектурном отделении,
где, однако, изучал только теоретические дисци-
плины, т. е. не выполнял курсовых проектов.
Собственно архитектурным проектированием
(учебным) он стал заниматься лишь с 1914 года,
т. е. в возрасте двадцати четырех лет, а до этого
почти десять лет осваивал
в Училище рисунок
и живопись. Мельников
пришел в архитектуру
с таким уровнем
художественного профессиона-
лизма, которым не мог
похвастаться ни один из
его соучеников по
архитектурному отделению.
Начало творческого пути
На
старших курсах архитектурного отделения
Училища
и в первые годы после его окончания
Мельников
работает в духе неоклассики.
Еще
студентом он был привлечен известным
специалистом
по промышленной архитектуре
А.
Кузнецовым к проектированию первого в Рос-
сии
автомобильного завода АМО (ныне завод
имени
Лихачева). Конструктивная часть проекта
разрабатывалась
выдающимся инженером
А.
Лолейтом. Мельников отвечал за архитектурно-
художественные
вопросы.
Молодой
студент уже в первой практической
работе
проявил твердость в отстаивании своих
творческих
принципов. Он проектировал фасады
административного
и ряда производственных
корпусов.
Административному корпусу он считал
возможным
придать репрезентативный облик.
Фасады
производственных корпусов (по контрасту
с
административным) Мельников проектировал
очень
сдержанно. По поводу архитектурного об-
лика
производственных цехов у Мельникова
произошел
молчаливый заочный спор с Кузнецо-
вым.
Мельников сделал в карандаше простой фа-
сад
цеха и ушел. Пришел А. Кузнецов и пририсо-
вал
ордерные детали. Мельников на другой день
стер
эти детали и все сделал опять по-своему.
Кузнецов
еще раз возобновил детали, Мельников
вновь
все стер и восстановил свой вариант.
На
следующий день Мельников увидел, что Куз-
нецов
оставил нетронутым его вариант. Так
и
строили.
Проекты
Мельникова 1919—1920 годов пока-
зывают,
что он, оставаясь приверженцем неоклас-
сики,
постепенно переносил центр тяжести
в
создании архитектурного образа с ордерных
деталей
на общую объемно-пространственную ком-
позицию.
Показательны в этом отношении два
проекта:
поселок для служащих при психиатри-
ческой
больнице и дом-коммуна. Первый жилой
комплекс
решен в традициях классики (как в об-
щей
планировке, так и в деталях зданий), вто-
рой
— это смелый объемно-планировочный экспе-
римент
(жилой корпус образует огромный овал
с
внутренним двором, и ордерные детали уже
почти
отсутствуют). В проектах 1920 года (камен-
ные
и деревянные жилые дома для рабочих)
продолжался
процесс очищения фасадов от ордер-
ных
деталей, и Мельников все пристальнее всмат-
ривается
в объемно-пространственную структуру
зданий,
пытаясь именно в ней найти фор-
мообразующие
возможности создания нового архи-
тектурно-художественного
образа.
Мельников
завершил свое архитектурное об-
разование
в 1917 году, т. е. как архитектор он был
ровесником
Советской России (диплом архитек-
тора
он получил в мае 1918 года).
В
1964 году в автобиографии он так писал
об
Октябрьской революции: ≪Октябрьским урага-
ном
потрясся весь мир. Заколебались до фунда-
ментов
вековые устои существования людей,
обнажились
первичные законы справедливых тре-
бований
жизни, и каждый живой из нас, в этот
редкий
истории народов момент, легко мог за-
метить
бескорыстие и чистоту природного языка
искусства,—
этого кристального источника, сла-
бого
самозащитой и могучего по силе перевопло-
щения
человеческих страстей в красоту их пере-
живания.
Ни
одно место Земли не имело столь ясного
Знамения
будущего. Только широко распластан-
ная
на мощном континенте, безответно-трепетная
Россия
восприняла на себя одна всю совре-
менную
новизну испытаний, проб и эксперимен-
тов.
А
рядом Запад притих, издали ждал... чего?
У
себя там строил, не переставая, но, конечно,
не
следовало бы так настойчиво претендовать
на
начало того, чем сейчас современное челове-
чество
пользуется — в кровяных лужах, выпав-
шей
из гнезда России, зарождалось обновление≫.
В
начале 1918 года была создана как ≪Трудо-
вая
артель≫ (с принятым затем на общем собрании
уставом)
Архитектурная мастерская Моссовета.
Мастерская
(≪артель≫) имела своеобразную
струк-
туру.
Во главе стоял главный мастер — И. Жол-
товский,
который играл роль творческого руково-
дителя
и консультанта. Работали в мастерской
под
руководством старшего мастера А. Щусева
мастера
(дипломированные архитекторы) и под-
мастерья
(в основном студенты). Разрабатывались
проекты
по перепланировке Москвы (центр и пе-
риферийные
районы) — план ≪Новая Москва≫.
К.
Мельников, Н. Ладовский, И. Голосов, Л. Вес-
нин,
А. Рухлядев, П. Голосов, И. Гринберг,
В.
Кокорин, Э. Норверт, А. Поляков, И. Фидлер,
С.
Чернышев и другие были среди мастеров
этой
мастерской (нас было ≪двенадцать апосто-
лов≫,
говорил Мельников). Мельников разрабаты-
вал
проект планировки Бутырского района
Москвы,
а также (совместно с А. Поляковым
и
И. Фидлером) района Ходынского поля.
В
1918 году в нашей стране была осуществле-
на
реформа художественного образования. Вместо
различных
типов художественных учебных за-
ведений
была создана единая система Госу-
дарственных
свободных художественных мас-
терских
(ГСХМ). Московское строгановское
художественно-промышленное
училище и Учи-
лище
живописи, ваяния и зодчества были преоб-
разованы
в Первые и Вторые ГСХМ. На архи-
тектурном
факультете Вторых ГСХМ, где мас-
терские
возглавляли И. Жолтовский, А. Щусев
и
И. Рыльский, в 1919—1920 годах начались
брожения
среди студентов, выступавших уже про-
тив
≪живой классики≫.
Осенью 1920 года в резуль-
тате
слияния Первых и Вторых ГСХМ был обра-
зован
Вхутемас. На его архитектурном фа-
культете
постепенно оформляются три центра
со
своими творческими концепциями и принципа-
ми
преподавания: академические мастерские
(председатель
предметной комиссии И. Жолтов-
ский,
преподаватели А. Щусев, Э. Норверт,
В.
Кокорин, И. Рыльский, Л. Веснин и др.),
объединенные
левые мастерские —Обмас (Н. Ла-
довский,
Н. Докучаев, В. Кринский) и отдельная
самостоятельная
мастерская И. Голосова
и
К. Мельникова, носившая поочередно назва-
ния:
Синтетическая мастерская № 2, Мастерская
экспериментальной
архитектуры, Новая Акаде-
мия.
Во вновь созданные левые мастерские
(Обмас
и Новую Академию) перешли многие
студенты
из старых мастерских.
Получилось
так, что те, кто еще недавно в нед-
рах
этого же архитектурного факультета боро-
лись
вместе со своими товарищами за внедрение
в
преподавание неоклассики, а затем прошли через
циклы
бесед Жолтовского, теперь вместе с новым
поколением
студентов боролись против засилья
в
архитектурной школе той же неоклассики.
Вновь
созданные левые мастерские требовали
создания
при каждой из них самостоятельной
предметной
комиссии, определяющей методику
преподавания,
а следовательно, и творческую
направленность
мастерских.
Первым
добился самостоятельности Обмас,
в
связи с чем архитектурный факультет Вхуте-
маса
был разделен на два отделения, каждое
со
своей предметной комиссией. Мастерская экспе-
риментальной
архитектуры (Новая Академия) ока-
залась
в сложном положении. И. Голосов
и
К. Мельников отказались присоединиться
и
к ≪академическому≫,
и к ≪левому≫ отделению,
добиваясь
самостоятельности в определении мето-
дики
преподавания. Лишь в ноябре 1922 года
мастерская
И. Голосова и К. Мельникова была
признана
третьей самостоятельной группой на ар-
хитектурном
факультете. (Однако к лету 1924 года
Новую
Академию все же слили с академическим
отделением
архитектурного факультета, и Мель-
ников
ушел из Вхутемаса.)
Борьба
во Вхутемасе отражала обострение
творческой
борьбы в самой архитектуре на этапе
формирования
новой архитектуры. Лидеры твор-
ческих
течений обратили тогда особое внимание
на
высшую архитектурную школу, где гото-
вилось
молодое поколение архитекторов. За влия-
ние
на это поколение и шла борьба.
В начале 20-х
годов во Вхутемасе в творческой борьбе
столкнулись лидеры трех творческих течений —
И. Жолтовский (неоренессансная школа
—
одна из самых влиятельных в рамках неоклассики),
И. Голосов (символический динамизм)
и
Н. Ладовский (рационализм). В середине 20-х
годов
во Вхутемасе появляется мастерская
лидера
архитектурного конструктивизма А. Весни-
на.
Каждый из этих архитекторов преподавал
на
основе своего метода: изучения классического
ордера
(И. Жолтовский), построения архитектур-
ных
организмов с выявлением движения (И. Го-
лосов),
психоаналитического метода (Н. Ладов-
ский),
функционального метода (А. Веснин).
Мельников
пристально присматривался ко
всем
творческим течениям и связанным с ними
методам
преподавания. Можно даже сказать, что
в
той или иной степени он осваивал в этих
методах
то, что ему было близко. На какое-то
время
он увлекался и личностью лидера творческо-
го
течения, и его концепцией формообразова-
ния,
но затем на определенной стадии освоения
и
осмысления принципов и приемов Мельников
все
настороженнее начинал относиться к самой
творческой
системе данной конкретной концепции.
Что-то
сопротивлялось в его собственной твор-
ческой
личности полному признанию кредо того
или
иного творческого течения. И это было не раз.
Сначала
он увлекся концепцией Жолтовско-
го,
но его не удовлетворила ориентация на опре-
деленную
традиционную художественно-компо-
зиционную
систему (классический ордер). Затем
он
сближается с И. Голосовым, но вскоре приемы
и
средства символического динамизма покажутся
ему
ограниченными. Его очень привлекала
логичность
концепции Ладовского, и он даже всту-
пает
в созданную им в 1923 году творческую
организацию
рационалистов —АСНОВА (Ассо-
циация
новых архитекторов), но и эта концеп-
ция
кажется ему в чем-то излишне рассудочной.
Когда
в 1923—924 учебном году на архитектур-
ном
факультете Вхутемаса началось новое
брожение
среди студентов, направленное уже
против
≪формального≫
метода преподавания на
основе
концепций Ладовского и Голосова,
Мельников с сочувствием отнесся к
исканиям студентов
и вместе с ними участвовал в начале 1924
года
на заседаниях вновь созданной
архитектурной
группы — ЛЕФа — ИНХУКа. Но вскоре он
увидел,
что противопоставляемый формальному
методу
конструктивизм имеет свои жесткие
ограничения,
многие из которых для Мельникова были
неприемлемы. Эти контакты Мельникова с
взаимо-
действующими и противоборствующими твор-
ческими концепциями все больше убеждали
его
в том, что не только ни одна из них не
устраи-
вает его до конца, но что ему вообще
противопока-
зана такая модель формирования
творческой
концепции, на базе которой можно создать
тща-
тельно разработанную методику
преподавания.
Это, разумеется, не значит, что
концепции И. Жол-
товского, И. Голосова, Н. Ладовского или
А. Весни-
на были в чем-то творчески ущербны. Нет,
уже
то, что на их базе можно было создать
методику
преподавания, говорит об уровне разработанности
этих концепций и определяет их высокий
класс. Просто талант Мельникова был
иного рода,
не просто высокой, но редкостной пробы.
Это
был как бы постоянно действующий
генератор